|
Сюда входит все то, что я написал в период от весны 96-го до весны 97-го, за
свой 22-й год жизни, оказавшийся настолько странным, принесший мне столько
радостей и разочарований, подаривший и отнявший столько родных мне людей, что я
с трудом понимаю, откуда у меня бралось время, силы и душевная энергия, чтобы
вообще что-либо написать. Читайте, и да прибудет с вами Lasto Bet Lammen.
Оглавление:
Тексты, отмеченные звездочкой (*) надо
воспринимать, как песни.
* * *
Дурная блажь - желание цвести. Немая скорбь ускорена и
слита. Течет, плескаясь, пагубный мотив, Хрипит свирель атезисом
санскрита.
Воркует горн о новых небесах, Играет меч со свитками
преданий И дарит струнам окрыленный взмах Смычок в разорванной
гортани.
И стелет алым цветом небеса, Шумит сокрытый рой дубравы
И хочется остаться навсегда Таким - и не меняться от конца к
началу.
<Февраль, 1995 год>
Апокриф Анатомии Духа
Вдыхая в рассвет вихрь красок на манер антитеза, Он
плачет, видя, как горы исходят в разрез. Он пламенем мечется, бьется в
осколках портшеза И стонет, как хворый больной ирокез;
Ему нету писем - так что же? Так надо, так будет. Но как
объяснить не дающему звука и мер, Что нету пространства в волнующем сердце
Амуре, Как нету детей у замученных римских галер?
Откуда узнать детям дней о полночных примерах? Откуда
мне черпать свой будничный о'ревуар? Я меряю сотню другой, подпольною мерой,
В которой навряд ли измерить возможно бекар!
Я - гул из кварталов, я облако алого смога, А он - это
глюк на асфальте из серых камней. Я - пламя из адского черного грога, Он
тоже как пламя, но только гораздо ровней.
О, матерь моих первоклассных примеров!.. Мне больно,
что люди не могут летать!.. Но вновь антитеза и чувство расстроенной меры
Диктует размер и мне не дает умирать
<Апрель 1995>
Тридцатое апреля
Невидимые стражи темноты, Что открывают двери в
полнолунье, Испытывая взглядами мосты, Протяжные, как шелковые
руны,
Что серебрясь играли в свете лет, И от костра моей души
сверкали. Тая насмешливый секрет Под маской черною
вуали.
Расстаться с пустотой глазниц, Приникнуть к вечеру
заката!.. Твоя душа - мой истый храм, Где нет тебя, там скорби
злато.
О, я не в силах жить любя!.. За что, Господь, мне эта
мука!.. Я не люблю. Люблю тебя. Мне сухо. Черство. Больно.
Глупо...
Исторгнет пламя чувство лет, Оно внушит тоску к
рассвету. Где нет росы - лишь там мой след - След песни, отошедшей в
лету.
<Май 1995>
Заглавие
Если жмется в груди тоска, Вечность, падая, горечи
просит, На твоих обгорелых плечах Едет старая новая
осень,
Ты откроешь глаза высоко, И прочтя неизменные
строки, Ты увидишь, как вспыхнут легко За спиною твоею
дороги,
И проститься придет не спеша Тот, о ком не заплачут,
стеная Горемыки у северных врат, Непонятными ртами
вздыхая,
И горлиц перелетным серпом, Пролетая над бледной
рекою, Не взмахнет серебристым крылом Над твоею седой
головою,
Но все так же плывут облака, К горизонту вытянув
шеи, И все так же теснится тоска В теле хрупком, как в мраморном склепе.
Клаустерханц*
Кто бдит в полночной тишине, В искрящихся
снегах; Чей голос слышен лишь во тьме, Как дирижерский
взмах;
Я линий сердца не могу Опять соединить, Хочу купать
лицо в снегу, Смеяться и хамить.
А впрочем, стоит ли искать Своей звезды отсвет? Не
проще ль волны бороздить На прочном корабле?
Не отягченный думой всех Да не простит мне вновь -
Расторгнув с телом долгий брак, Моя душа - огонь;
Что полетит отсюда прочь, К неведомым снегам; К
просторам дней и вечных тем, Краеугольных дам,
Она споет мне про детей И про секретный смех, О
том, как долог чей-то путь И сладостен успех,
О том, как ранит белый стих, И неразборчив мир, Как
близок ей любимой вздох И мил далекий Крит.
<Апрель-Май 1996>
* * *
Милая моя птица, Твои черные брови-ресницы Взмахнут
надо мною, И наступит ночь для нас с тобою.
В ее черном небе - звезды, Как в глазах твоих бледных
слезы. Я хочу сегодня напиться Из них хладной сырой
водицы,
Чтоб забыться навек тобою И не ведать
тоски-покоя.
<Июнь 1996>
* * *
Время снова горит И сквозь объятые пламенем годы Я
читаю строки, И пепел тает в огне.
О слепых королях И о их несчастном народе, О святых
и поэтах Поют они медленно мне.
О надеждах на светлую, Лучшую долю, О хрустящих
костях И верности палубных крыс;
Я читаю строки И силюсь найти хоть полслова О тебе
и о нас, Но они сгорают дотла.
<Июль 1996>
Песнь величайшего из
Ракшасов*
Я был объят пламенем в небе, Что соткано бурей и
дождями, Хотело выжечь мой след болью, Залитыми кровью моими
устами.
Но скоро напишет в новом завете Новый пророк в
золоченых одеждах Все то, что я выплакал вместе со смехом Под взглядом
серого темного серого неба.
Я бился в поисках новой идеи, В страданиях духа и
милости божьей, Искал избавленья от праздности лика, Метался эхом в
радости крика.
Я знал паденье и горечь удара, Познал я святость и
молодость духа, Но мне нет места среди пожара Под взглядом темного
серого неба.
Мне хочется плакать стальными слезами И рвать когтями
душу на части, От взглядов, что золотыми глазами Скрестили во мне ныне
волю со страстью.
Когда же я достигну предела Внутри суматохи и пламени
ада, Опять я восстану и снова, как прежде, Измерюю змелю своими
шагами...
<Октябрь 1996>
* * *
Солнцем вечера гаснет закат, Ночь полыхает у
ног. Ламп, свечей из темных палат Сносит ливнем порог.
Видеть звезды в радужных днях - Это дар постовых
Серого ветра трепетный взмах Тронет страданий чужих.
Я не вздохну, ни сделаю знак Стае бледных волков, Я
улыбнусь, а за мною рассвет, В левом плече - восход.
Если паду я - от хрупкости дней, Кто-то подставит
плечо, С кем-то солнце снова пойдет И побежит ручей,
Кто-то вновь обретет тебя Камень средь стынущих
глаз, Будет сгорать, ревнуя, любя, Рока надменно
страшась.
Солнце встает, отступает ночь, Значит я еще
цел, Где-то снова спешу я прочь, Сердцу ища предел.
<Ноябрь, 1996>
На смерть любви*
Я сегодня вернулся домой, И увидел под дверью
письмо. Я уселся к камину и Протянул ноги к огню.
В письме говорилось О твоих текущих делах, Я
дочитал и кинул в пламя Похоронку по нашей любви.
Припев:
Расскажи мне, как светило солнце В день смерти
нашей любви, Расскажи мне , как пели птицы В день смерти нашей
любви, Расскажи, как дул ветер, как шелестела трава, Когда стало
ясно, что любовь меж нами мертва...
Небо за окном плакало, Но шел только мокрый снег, Я
потянулся и снял с полки стакан - Любимое виски, любимая доля тепла, Но
о прошлом не плачут, Как плачут о мертвецах...
Я сегодня вернулся домой И увидел под дверью письмо.
Я уселся к камину и Протянул ноги к огню, Мне стало грустно, И я
его бросил в окно, И оно полетело, На крыльях нашей бывшей любви.
Антреи
Коснувшись век, припудренных зимою, Что скрыли глаз
огонь нетленный навсегда, Я восклицаю скорбную молвою, Что нет судьбы и
временного сна, Есть сон души, грядущий мимолетно, Поющий боль, терзающий
мотив, Крадущий скорбь и муку незаметно, Бросая тень в бессмысленные
дни.
|